– Напрасно, моя прелесть, – хрипло выговорил он,поводя клинком. – В этой забаве тебе ни за что не выиграть. Нет должногонавыка, уж прости за откровенность…

– Ты умрешь, скотина!

– Все мы когда-нибудь умрем, – философски ответилд’Артаньян. – Но мне, откровенно говоря, будет приятнее, красотка, еслипервой будешь ты, уж извини на худом слове… Стоять! Я не шучу! Это не тотслучай, когда гасконец будет щадить женщину! Стой, говорю, ведьма чертова,проткну ко всем чертям!

Констанция неотступно следовала за ним растрепанной фурией,высоко подняв руку с кинжалом.

– Черт возьми… – бормотал гасконец себе поднос. – В чем-чем, а уж в геральдике дворянин обязан быть силен, даже такойбеарнский неуч, как я… Что-то мне напоминает эта крылатая кошка, определенно…Геннегау… нет, с чего бы? Ага! Венеция! Клянусь спасением души, Венеция! Этовенецианский герб!

Ее лицо, и без того страшное, исказилось вовсе уж жутко, игасконец понял, что определил верно.

– Волк меня заешь, красотка, со всеми потрохами! –воскликнул он, крест-накрест рассекая воздух перед собой свистящими взмахамиклинка, чтобы удержать эту фурию от новой атаки. – Похоже, ты в свое времянеплохо провела время в Венеции, и, судя по старому клейму, в самые что ни наесть юные годы! Чем же ты так допекла тамошние власти, что они решили тебя этаквот почествовать?

– Я до тебя непременно доберусь, мерзавец! –выдохнула Констанция сквозь пену на губах. – И до твоей девки тоже!

– Попробуй, – сказал д’Артаньян хладнокровно,спиной вперед вываливаясь в дверь. – Но предупреждаю, что кончится это длятебя самую малость похуже, чем в Венеции…

На лестнице было темно, ее скупо освещал лишь серебристыйлунный свет. Упасть – значило погибнуть, Констанция неотступно следовала заним, показалось даже, что в полумраке ее глаза светятся, как у волка изгасконских лесов.

Осторожно нащупывая босыми подошвами ступеньки, морщась,когда их щербатые края царапали кожу, держась левой рукой за перила, д’Артаньяносторожненько спускался спиной вперед, время от времени вертя головой, чтобы незастали врасплох возможные сообщники. Но он достиг первого этажа, так и неувидев никого третьего, – положительно, она не лгала, что отпустила слуг…

Когда она увидела, что добыча ускользает, взвыла, какбезумная.

– Мерзавец! Негодяй! Кардинальский прихвостень! С кемты вздумал тягаться, гасконский дикарь? Вам все равно не выиграть – ни вашемучертову Ришелье, ни тебе, ни прочим!

– Ого! – с ухмылкой воскликнул д’Артаньян, заведялевую руку за спину и нащупывая дверь прихожей. – Что-то мне начинаетказаться, что не в клейме даже дело! Что ты мне наврала, будто раскаялась ихочешь сбежать от своих дружков-подружек! Не подскажешь ли, что задумала?

– Не всегда же тебе будет так везти, негодяй, каксегодня! – завопила Констанция, швыряя в него случайно оказавшимся налестнице цветочным горшком.

Д’Артаньян вовремя уклонился, и горшок с грохотом разлетелсявдребезги, ударившись о дверь его квартиры. Она чуть приотворилась, и в щелочкепоказалось удивленное лицо Планше.

– Черт возьми, ты точно что-то замышляла! –вскричал д’Артаньян. – Слава Венеции! Да здравствует Венеция!

И, не теряя времени, проскочил в дверь, вернее, протиснулсямимо остолбеневшего Планше. Оттолкнув замершего в изумлении слугу, побыстреезадвинул засов.

– Сударь… – пробормотал заспанный слуга. – Вычто, поссорились с дамой? Я думал поначалу, когда поднялся тарарам, что это мужнекстати вернулся, хотел бежать на помощь, но решил, что встревать как-тонегоже, уж с одним-то замшелым галантерейщиком вы справитесь, это не поганецБриквиль… А тут что-то другое…

Послышался глухой удар – это Констанция, вне себя от ярости,попыталась пробить стилетом внушительные доски толщиной в ладонь, что ей,разумеется, не удалось. Судя по звукам и донесшимся проклятиям, она лишьсломала стилет.

Планше покрутил головой:

– Этакого, сударь, я не видел даже у вас на службе… Чтовы ей такое сделали, что она головой дверь прошибить пытается?

Д’Артаньян, чувствуя ужасную слабость, опустил руку сошпагой и, стоя посреди прихожей голый, словно Адам до грехопадения, усталораспоря– дился:

– Планше, быстро принеси какую-нибудь одежду, пистолетыи мушкет. Придется нам с тобой до утра проторчать тут в карауле. Клянусь богом,нам нельзя глаз сомкнуть! Мало ли чего от нее можно ждать… Она сейчас на всеспособна…

– Неужели, сударь, это мадам Бонасье?

– Она самая, можешь не сомневаться. Только оченьрассерженная, так что узнать мудрено…

– Насилу узнал, право, показалось даже, что сумасшедшаяс улицы забежала, а то и ведьма в трубу порхнула… Что там меж вами случилось,сударь, простите на неуместном вопросе? Это ж уму непостижимо… Видывал я у насв Ниме разозленных баб, но такого… Видывал мегеру с поленом, видывал с граблямии даже с вилами, но все равно далеко им было до мадам Констанции… Что ж такогослучиться могло?

– Запомни, друг Планше, – наставительно сказалд’Артаньян, немного успокоенный тишиной за дверью. – Вот так вот и выглядитженщина, когда узнаешь ее по-настоящему страшную тайну… Ну, тащи одежду,пистолеты, берись за мушкет… У нас еще осталось анжуйское в погребце? Отлично,прежде всего неси бутылку, а вот стакана не надо, это лишнее…

Выхватив у слуги откупоренную бутылку, д’Артаньян поднесгорлышко к губам и осушил единым духом. Опустился на стул, все еще намертвозажимая в руке шпагу. Его стала бить крупная дрожь, и одеваться пришлось спомощью Планше.

Слуга с бесстрастным видом принес и положил на столпистолеты, разжег фитиль мушкета и выжидательно уставился на хозяина в ожиданиидальнейших распоряжений.

– Вот что, – сказал гасконец решительно. – Мыс тобой не успели еще нажить уйму добра, если собрать все мои вещи, получитсяпарочка узлов, не больше. Да еще шпаги со стены…

– Именно так, сударь, а у меня и того меньше, все водин узел войдет…

– Собирай вещи, – распорядился д’Артаньян. –Хорошо, что мы на первом этаже сейчас, будем выбираться через окно, благо заквартиру заплачено за месяц вперед и мы свободны от долгов…

– Сударь, вы не шутите?

– И в мыслях нет, – серьезно сказалд’Артаньян. – Собирай вещи, выбрасываем узлы в окно и сами уходим тем жепутем, уводим лошадей из конюшни… Лучше проторчать до утра на улице, рискуя,что нас примут за воров, чем оставаться под одной крышей с нашей любезнойхозяйкой, когда она в столь дурном настроении.

– Но, сударь?

– Ты ее видел?

– Видел…

– Вот то-то. Собирай вещи, проворно!

– Сударь, я за вами готов в огонь и в воду, нообъясните, наконец, что случилось…